Акция Архив

ПОДПИСКА на "Север"

ПОДПИСКА на "Север"

Подписку на журнал "Север" можно оформить не только в почтовых отделениях, но и через редакцию, что намного дешевле.

«Северная звезда»-2024

«Северная звезда»-2024

3 марта стартовал молодежный конкурс журнала «Север» «Северная звезда»-2024

Позвоните нам
по телефону

− главный редактор, бухгалтерия

8 (814-2) 78-47-36

− факс

8 (814-2) 78-48-05


Владимир Шемшученко - «Из поэзии в жизнь не вернётся никто!..»

 

Владимир ШЕМШУЧЕНКО

г. Санкт-Петербург

 

ПЕТЕРБУРГ

1.

У зимы петербургской характер прескверный весьма –

У неё задарма на понюшку не выпросишь снега.

Безъязыкие жмутся на Невском друг к дружке дома,

А под ними подземка гремит допоздна, как телега.

 

Разгулявшийся ветер начистил Атлантам бока

И, как ловкий цирюльник, намылил гранит парапета.

В плиссированной юбке на берег выходит река

И с достоинством царским идёт в Эрмитаж без билета.

 

И опять всё не то! Как мальчишку, меня провела –

Вместо ярких полотен подсунула кинокартинки!

А над площадью Ангел уже расправляет крыла,

И Балтийское море мои примеряет ботинки.

 

2.

Я скользящей походкой, сам-друг, возвращаюсь домой –

Муза канула в ночь и свела (вот зараза!) Пегаса…

Рядом кашляет город, он пахнет тоской и тюрьмой

И ещё недержаньем горячей воды в теплотрассах.

 

Это надо же – вляпаться в эту чухонскую рань,

В этот выжатый воздух с душком топляка и сивухи,

И в уме сочинять не стихи, а тотальную дрянь,

И заснеженным львам, осердясь, раздавать оплеухи.

 

Просыпается город… Ему на меня наплевать,

Мною он пренебрёг и бесстрастно зачислил в потери.

Дома ждут меня стол, абажур и складная кровать,

И некормленый кот, и ворчливые старые двери.

 

Я домой возвращаюсь и тёплое слово – домой –

Языком непослушным по нёбу сухому катаю.

Я чертовски богат надоедливым задним умом –

Потому даже псы мне, рыча, отказали от стаи.

 

Я домой возвращаюсь… Я болен, я ранен тобой,

Мой, продутый ветрами, чахоточный, каменный город!

Знаю – ты не зачтёшь этот наглый словесный разбой

И снежинку прощенья уронишь за поднятый ворот.

 

***

Бросил в угол и ложку, и кружку,

И когда это не помогло –

На чердак зашвырнул я подушку,

Что твоё сохранила тепло.

 

Не ударился в глупую пьянку,

Не рыдал в тусклом свете луны,

А принёс из подвала стремянку,

Чтобы снять твою тень со стены…

 

***

Ветер замёл под ковёр облетевшей листвы

Милые глупости и разговоры о лете.

Перелиставший Сервантеса северный ветер

Жестью на крыше грохочет… Ах, если бы вы

Или другой кто-нибудь на весёлой планете

Вместе со мной разделили  сегодня печаль…

Впрочем, о чём я – никто за меня не в ответе –

Сею стихи – собираю дамасскую сталь…

Некто однажды сказал мне: «Иди, дождь с тобою…»

(Был он, признаюсь, смешон и довольно нелеп).

После писал мне приглупые письма из Трои,

Ну а потом замолчал, потому что ослеп…

Чёртово время! Бегу, как собака, по следу

За показавшими гонор и прыть в человечьих бегах.

Если сегодня же ночью я Трою спасать не уеду,

То на рассвете в «испанских» проснусь сапогах.

 

 

НАВОДНЕНИЕ

(на 100-летие Чёрного квадрата К. Малевича)

Перестарались служители зияющей пустоты

И рассердили ветер… Мне ли о том жалеть!

Теперь, сказавшись больными, дрожат, поджимая хвосты –

В наших краях от усердия немудрено заболеть.

 

Рядом с рекламной тумбой, ободранной догола,

Ходят серые волны с льдинами наперевес.

Если по недомыслию выйдешь из-за угла –

На шею электропровод тебе намотает бес.

 

Самое время мысли в строй загонять пером

Или сливать в санузел постмодернистский бред,

Чтоб из двора-колодца, как пустое ведро,

Чёрный квадрат подняли на смех, а не на свет.

 

И всё таки жаль плутишек (ну, тех – с Де Пари Нотр-Дам),

Их теперь, оглашенных, затопчет любая тень

И смоет большая вода с камней Великого города…

Я бы их спас, конечно, да что-то сегодня лень!

 

СТЕПНОЕ

Когда лязгнет металл о металл, и вселенная вскрикнет от боли,

Когда в трещинах чёрных такыров, словно кровь, запечётся вода, -

Берега прибалхашских озёр заискрятся кристаллами соли,

И затмит ослабевшее солнце ледяная дневная звезда.

 

И послышится топот коней, и запахнет овчиной прогорклой,

И гортанная речь заклокочет, и в степи разгорятся костры, -

И проснёшься в холодном поту на кушетке под книжною полкой,

И поймёшь, что твои сновиденья осязаемы и остры.

 

О, как прав был строптивый поэт – Кузнецов Юрий, свет, Поликарпыч,

Говоря мне: «На памяти пишешь…» - (или был он с похмелья не прав?)

Хоть до крови губу закуси – никуда от себя не ускачешь,

Если разум твой крепко настоян на взыскующей памяти трав.

 

От ковыльных кипчакских степей до Последнего самого моря,

От резных минаретов Хорезма до Великой китайской стены, -

Доскачи, дошагай, доползи, растворяясь в бескрайнем просторе,

И опять выходи на дорогу под присмотром подружки-луны.

 

Вспомни горечь полыни во рту и дурманящий запах ямшана,

И вдохни полной грудью щемящий синеватый дымок кизяка,

И сорви беззащитный тюльпан, что раскрылся, как свежая рана,

На вселенском пути каравана, увозящего вдаль облака…

 

***

Скоро утро. Тоска ножевая.

В подворотню загнав тишину,

На пустой остановке трамвая

Сука песню поёт про луну.

 

Вдохновенно поёт, с переливом –

Замечательно сука поёт.

Никогда шансонеткам сопливым

До таких не подняться высот.

 

Пой бездомная! Пой горевая!

Под берёзою пой, под сосной,

На пустой остановке трамвая,

Где любовь разминулась со мной.

 

Лунный свет я за пазуху прячу,

Чтоб его не спалила заря.

Плачет сука, и я с нею плачу,

Ненавидя и благодаря.

 

ПО ОТВЕСНОЙ  СТЕНЕ

1.

Выглянул месяц, как тать из тумана,

Ножичком чиркнул – упала звезда

Прямо в окоп… В сапоги капитана

Буднично так затекает вода…

 

Через минуту поодаль рвануло.

Замельтешили вокруг светлячки…

Встать не могу – автоматное дуло

Прямо из вечности смотрит в зрачки.

 

2.

Белый день. Белый снег.

И бела простыня.

Бел, как мел, человек.

Он белее меня.

 

Он лежит на спине,

Удивлённо глядит –

По отвесной стене

Страшновато ходить.

 

«Помолчите, больной… Не дышите, больной…» -

Говорит ему смерть, наклонясь надо мной.

 

3.

Остывают страны, народы

И красивые города.

Я плыву и гляжу на воду,

Потому что она – вода.

 

А она и саднит, и тянет,

Словно соки земные луна…

Жду, когда она жить устанет

Или выпьет меня до дна.

 

Я плыву, как вселенский мусор…

На другом берегу реки,

Наглотавшись словесного гнуса,

Чахнут звёздочки-паучки.

 

Из какого я рода-племени?

Кто забросил меня сюда?

Скоро я проплыву мимо времени,

Опрокинутого в никогда…

 

***

Дождь походкой гуляки прошёлся по облаку,

А потом снизошёл до игры на трубе.

Он сейчас поцелует не город, а родинку

На капризно приподнятой Невской губе.

 

И зачем я лукавую женщину-осень,

С разметавшейся гривой роскошных волос,

Ради музыки этой безжалостно бросил!?

Чтоб какой-то дурак подобрал и унёс!?

 

Я по лужам иду, как нелепая птица,

Завернувшись в видавшее виды пальто.

Этот сон наяву будет длиться и длиться –

Из поэзии в жизнь не вернётся никто!

 

ПОСЛЕДНИЙ  ВЫХОД

Поворот головы… Эти тонкие нервные пальцы…

И летящая чёлка! И дерзкий мальчишеский взгляд!

Травестюшка… Фитюлька… Судьбу надевает на пяльцы

И смеётся над ней, как смеялась лет двадцать назад.

 

Всё ещё хороша… И без промаха бьёт из рогатки

На потеху жующей сладчайший поп-корн детворе!

И азартно играет с крадущейся старостью в прятки,

И заранее знает – кто будет повержен в игре.

 

О, великий театр! С чем твои треволненья сравнимы!

На ступеньках галёрки, в тиши запылённых кулис,

Я глотал твои слёзы… Я Гамлета видел без грима…

Я взлетал в поднебесье! Я падал, поверженный, вниз!

 

Непокорных – ушли… Никуда не попрёшь – перемены!

И не то, и не так, и не те не о том говорят….

Но выходит – она! – на поклон… И, как тень Мельпомены,

Молча руки роняет… И ржёт коллективный де Сад!

 

***

Луна продырявила дырку

В небесной большой простыне.

Сработаны, как под копирку,

Стишата, что присланы мне.

Вот, думаю, – делают люди,

Печатают эту пургу…

А я, словно овощ на блюде,

Стихи сочинять не могу.

И я совершаю ошибку,

И в корень не тот зрю…

Но сплёвываю улыбку

И сам себе так говорю:

«Зачем тебе глупая драка

За место на полосе…

Пиши – говорю, – Собака!

Печататься могут все!»