"Север" № 03-04, стр. 163

У памяти есть границы...

Валерий ПАЙКОВ, Поэзия

Валерий ПАЙКОВ

Бнэй-Айш, Израиль

«У памяти есть границы…»

О ПАМЯТИ

У памяти есть границы,

особое чувство меры –

куда-то уходят лица,

теряются где-то веры.

Порою (и сердце сжалось)

встают имена из глуби,

и вот уже, вот, казалось,

их шепчут сухие губы.

Но… это всего лишь тени,

лишь эхо ударов крови.

У памяти есть теченья,

привычных течений кроме.

Наверное, их потоки

выносят на берег часто,

и чьих-то признаний строки,

и чьи-то осколки счастья.

НАУЧИТЕ, ПТИЦЫ

Птицы, птицы – образы полёта,

и разлуки, когда холод в крыльях,

и свиданья по весне далёкой,

и страны, которую открыли.

Наши песни в вашем горле лёгком.

И мечтами мы с полётом схожи –

вверх, где солнца белокурый локон,

словно нежность, обжигает кожу.

Мы вас любим, потому и губим

в тесных клетках, восхищаясь вами,

окружая нашим бытом грубым,

называя разными словами.

Научите петь в неволе, птицы,

научите в рабстве быть счастливым,

чтобы не тянуло возвратиться

к незабытым и печальным нивам.

ГЕФСИМАНСКИЙ САД

     «И войдут люди в расселины скал

     и в пропасти Земли от страха Господа».

                                            Исаия 2:19

Здесь всё, как и прежде: оливы растут,

тропинка теряется в роще.

Сюда прихожу, как приходят на суд,

хоть можно, наверно, и проще.

А нынче дождливо. Оставленный сад

роняет маслины на плиты,

и листья привольно уже не скользят,

а падают, словно убиты.

Калитка прикрыта. Струится вода,

ложится на ветви полуда.

Уже не придёт никогда, никогда

искатель ответов Иуда.

Ослаб, оскудел инквизиторский зуд,

затихли церковные совы.

А я прихожу, как приходят на суд,

к любому исходу готовый.

И слово признанья горит на губах

разгадкой архивного бреда:

«Я тоже несу в себе каменный страх

и Господа, кажется, предал».

ИЕРУСАЛИМ

Воспеть хотел бы – не поётся.

И не заставишь сердце петь,

когда оно едва забьётся,

взглянув, чтоб снова замереть.

Я не люблю тебя, о город,

где Бог соседствует с грехом,

и за корысть, и за покорность,

и злость под фиговым листком,

за то, что изнуряешь душу

до дна – от Первого лица.

И я бы вновь тебя разрушил

за кровь, которой нет конца.

* * *

Порой, когда время на ощупь

и где ты, пропал или пан,

уносишься в памяти рощи,

где много открытых полян.

Где много весны и озона,

и ветер, как в юности, свеж,

и можно бродить невесомо

по просекам прошлых надежд.

Назад